Шахрукх Кхан
Автобиография:
Моя мать была рождена и воспитана в Хайдарабаде. Это была сильная и красивая женщина, внешне похожая на Вахиду Рехман. Отец тоже был необычайно красив. Я не считаю себя красавцем, но они были очень красивой парой. Они встретились случайно, при странных обстоятельствах. Моя мать, раненая в автомобильной катастрофе, нуждалась в переливании крови. В это время мой отец оказался в больнице и дал ей свою кровь. Где-то во время этого процесса они полюбили друг друга. И хотя мой отец был почти на одиннадцать лет старшее моей матери, ее семья согласилась на брак, потому что папа практически спас ей жизнь. В воспитании моей сестры Шехназ и меня мои родители никогда не делали никакого различия, хотя я думаю, что моя сестра была им ближе, потому что она старше меня на шесть лет. Я был рожден в то время, когда у нашей семьи начались финансовые затруднения. Но я не помню особых материальных проблем. Мой отец был главным инженером, мать работала в социальной службе. Она училась в Оксфорде и была среди первых немногих мусульманских женщин, которые смогли достичь больших успехов. Она работала исполнительным судьей в течение самого длительного срока и имела дело с несовершеннолетними преступниками.
Я не был упрямым ребенком, но если я чего-то хотел очень сильно, то добивался этого. Я писал короткие истории и стихи, а отец заставлял меня декламировать их. Я помню, однажды как-то пришла женщина, которая пользовалась ужасной ярко-розовой помадой, и я составил поэму в похвалу этой самой помаде. Я думаю, что она была довольна. Мои родители позволяли мне заниматься собственными делами, единственное, чего они хотели, это чтобы я хорошо учился, что, собственно, я и делал. Не было никаких ограничений. Я мог спать или гулять в любое время. Если я подрался с каким-то ребенком, мой отец следил, чтобы я имел дело с отцом ребенка самостоятельно. Я понимал, что родители не были начальством, они были друзьями. Я копировал Мумтаз, я копировал разных людей. Я делаю это даже сегодня, и представляете – мне за это хорошо платят.
Будучи активным человеком, мама часто брала инициативу в свои руки. Когда мой отец заболел раком, в течение восьми месяцев мы потеряли все, что имели. Один укол стоил 5000 рупий, а нужно было сделать приблизительно 23 укола в течение десяти дней. Это было очень дорого, а наш бизнес шел крайне плохо. В то время моя мать работала день и ночь и как-то умудрялась находить деньги. Мама действительно заботилась о моем отце. После его смерти в 81-м году она восстановила его бизнес и управляла им сама, причем весьма умело. Это от нее я унаследовал любовь к работе и трудоголизм. Она никогда не отказывала мне ни в чем. Когда я поступил в институт и сказал, что хочу автомобиль, то на следующий же день машина ждала меня на улице. Она никогда не заставляла меня делать что-нибудь или заниматься семейным бизнесом. Когда я сказал ей, что хочу сниматься в кино, она не пыталась остановить меня. Во время учебы мне тяжело давался хинди, я всегда получал 0 из 10. И мама говорила: «Если получишь десятку, я возьму тебя в кино». И я очень старался, и получил 10. Помню, первым фильмом, на который она меня повела, был «Joshilaa» Дева Ананда. Ее любимыми актерами были Бисваджит и Джой Мухерджи.
Я думаю, что унаследовал чувство юмора и уважительно отношение к женщинам от отца. Помню, как я разбил чей-то почтовый ящик. И эта южно-индийская леди пришла жаловаться моему отцу: “Ваш сын беспокоит мою дочь “. Он посмотрел на нее и сказал: “Если она столь же симпатична, как и Вы, и если бы я был столь же молод, как мой сын, я, вероятно, делал бы то же самое”. Она начала смеяться – он сказал это так мягко и приятно. Папа был очень почтителен с женщинами, потому что у него были старшая сестра и мать, с которыми он духовно был очень близок. Он учил меня, что нужно быть нежным с женщинами. Когда мой отец умер, я не плакал. Но я чувствовал себя обманутым, несмотря на то, что он подготовил меня к своей смерти. А смерть моей матери заставила меня понять, что ничто не вечно. Я очень много плакал тогда.
Смерть матери на моих руках – самый болезненный момент в моей жизни. Она уже выздоровела и вдруг внезапно умерла. Точно так же, как папа. У нее было заражение крови. Это было очень больно. Первый раз я молился Богу, когда она умирала. Я никогда не молился, такое уж у нас было семейство: мусульманское семейство, которое никогда не заставляло нас молиться. Эта была моя первая настоящая молитва, но мама все равно умерла.
Я впитал мои основные ценности и научился многим вещам именно от нее. Например, никогда не уменьшай расходы – увеличивай доходы. Вот поэтому я так расточителен. Никогда не приобретай или не желай чего-то, что несет плохие чувства. На языке урду это называется manhoosiyat. Подобно тому, как если ты просишь у друга денег взаймы, а он говорит: «Зайди завтра» – забудь и больше не спрашивай. Вот почему я все еще не коснулся денег моей матери, потому что знаю, что она не хотела бы этого. Я только взял телевизор, который она подарила мне, когда я уезжал в Бомбей. Моя собственность, мой бизнес, мои автомобили – все-все еще в Дели. Я не взял ничего, потому что если она лично не дала мне эти вещи, значит, они мне не нужны. И она будет счастлива, если я не возьму их и вместо этого заработаю все сам.
Ни она, ни отец никогда меня не били. Они были очень добрыми и нежными людьми. Моя мать вела себя как настоящий друг, когда я сказал ей, что хотел бы жениться на Гори. Мама даже не спросила меня, мусульманка она или китаянка. Моя мать учила меня как действовать, как вести себя с ней. Но что наиболее важно – она дала мне мою философию жизни. Она научила меня, что ничто не является постоянным, включая тебя самого. Так, наслаждайтесь тем, что вы имеете в этот момент, поскольку все это может быть отобрано в следующий. Все преходяще. Именно поэтому я такой беззаботный. Весь смысл в том, что если она могла быть отнята у меня – тогда все остальное может быть отнято тоже. Если я могу жить без нее, тогда я смогу жить и без славы, денег или чего-нибудь еще. Люди говорят, что единственное средство от жизни – смерть. Может быть, в тот момент, когда ваши волнения отпускают вас, вы умираете. Я доставлял матери много волнений, умолял – «не уходи»…
Я верю, что она оберегает меня, помогает мне, иначе у меня не было бы всего того, что я имею. Она – мой представитель у Бога, потому что нет ничего в этом мире, чего я хотел бы и не добился. Я не прошу о чем-нибудь непосредственно для себя, потому что она не одобрила бы этого. Но всякий раз, когда я молюсь за кого-то кто беден, нездоров или грустен, я только говорю об этом моей маме, и я уверен, что она сделает что-нибудь, потому как в большинстве случаев что-то хорошее случается именно после моей просьбы. Всякий раз, когда я очень счастлив, я плачу, так как я не могу разделить мое счастье с ней.
Моя сестра Шехназ – очень наивная и милая. Она также очень избалована. Я очень люблю ее. Я вырос в ее тени, поскольку она была старшим ребенком в доме. Я прислушивался к ней. После ухода родителей она теперь очень грустная. На нее чрезвычайно подействовала смерть нашего отца. Я был младше, наверное поэтому скорее оправился от потрясения. К тому времени, когда она только начала свыкаться со смертью отца, умерла и мама. Ей было очень тяжело. Она – моя единственная связь с родителями. В Шехназ я вижу моего отца и мать и продолжаю говорить ей: “Ты точно такая же, как мама”. И я по-прежнему прислушиваюсь к ее советам.
Мое единственное сожаление – то, что мама никогда не видела мои актерские работы. Она не была со мной, когда я выиграл мою первую награду. Но она, должно быть, видела это. Я очень тоскую без нее. Всякий раз, когда я грущу, я иду на террасу и плачу. И я знаю, что она наблюдает за мной откуда-то с небес, поскольку я не был бы тем, кто я есть, без ее благословения.
Родители Гори были против нашего брака. Ее мать угрожала совершить самоубийство, а отец вызвал меня и сказал, что свадьбе никогда не бывать. В течение шести лет мы тайно продолжали наши отношения. Когда-то я даже пришел на вечеринку по случаю ее дня рождения инкогнито. Я использовал имя Абхиману. Ее родители отметили, что я напоминаю дальнего родственника господина Дилипа Кумара. Но стоило им позже узнать об обмане, как все полетело в тартарары.
У них типичное пенджабское семейство. Мне сказали, что один из ее дядьев – очень агрессивный и постоянно носит меч, скрытый в нижнем белье. Но когда я узнал его, то тот оказался тихим, как ягненок. Постепенно мне удалось понравиться всем ее родственникам, я даже водил ее кузин на дискотеки. Со временем все они полюбили меня, и все ее дяди и тети утверждали, что родители постепенно тоже оттают.
Но ничего не получалось. Гори запирали дома, она продолжала говорить мне: “Шах Рукх, ты не знаешь моих родителей”, а я продолжал ей говорить, что все будет в порядке. Говорил, что через 10 лет мы только будем смеяться, вспоминая эти трудности. И это – то, что мы делаем сегодня. Иногда ночами мы сидим и думаем обо всем, что случилось, и смеемся до слез.
В какой-то момент я повел себя очень собственнически по отношению к Гори. Мы ругались из-за того, что она одевала купальник или даже выходила на улицу с распущенными волосами. Она выглядела очень красиво с распущенными волосами, но я не хотел, чтобы другие парни ее видели такой. Это говорила моя неуверенность, потому что мы вынуждены были скрывать наши отношения. Мы не встречались часто, но я просто сходил с ума от ревности.
В конечном счете ей это надоело. Она нуждалась в перерыве. Так в 1989 году она поехала в Бомбей с подругой и ничего мне об этом не сказала. Узнав об этом, я чуть с ума не сошел. За один день до этого мы встречались (был ее день рождения), я украсил свою комнату шарами и накупил ей много подарков. Когда она пришла и увидела все это, то начала плакать, а я не мог понять из-за чего. Думал, просто сказалось напряжение.
Я рассказал двум своим друзьям – Ашишу и Бенни – о ее отъезде. Рассказал об этом и матери, а она сказала: иди и верни свою любимую девушку. Она дала мне 10000 рупий, и все мы отправились в Бомбей. Первые два дня мы провели в доме друга, остальную часть времени мы спали на тротуаре около отеля «Оберой», а умываться бегали в Тадж. Мы искали ее повсюду, особенно на пляжах (Гори обожает пляж). В то время я совсем не знал Бомбей. В наш последний день один таксист сказал нам про пляж Акса. Мы рискнули и пошли туда. К тому времени мы уже потратили все деньги, я даже продал свою камеру. Такси привезло нас на пляж Акса, и у нас осталось всего 20 рупий. Тогда кто-то сказал нам о пляже Гораи. Мы ехали на пароме, но так и не смогли найти этот пляж. Возвращаясь рикшей, на пароме мы вдруг услышали какие-то звуки, оживленный разговор людей. Водитель сказал, что это частный пляж. Я велел рикше везти меня туда. И когда мы пришли, я увидел ее: она стояла в воде в одной футболке. Но к тому времени мне было уже все равно, даже если бы она была совсем голая. Гори увидела меня, мы обнялись и заплакали. Именно тогда я понял, как неправильно себя вел. И еще я понял, что никто и никогда не сможет любить Гори так, как люблю ее я, и это придало мне огромную уверенность в себе.
Наша свадьба состоялась при самых странных обстоятельствах. Мы уже позвонили родителям Гори от ее тети и сказали им, что поженились. Они были в шоке, ее мать объявила голодовку, и вся атмосфера в их доме была подобна трауру. Я пришел к ним, чтобы встретиться с ее отцом. Я чувствовал себя виноватым. Думаю, когда я говорил с ними, они поняли, что у них нет другого выхода, кроме как смириться.
Я могу понять чувства родителей Гори. В конце концов это – пенджабская семья. Вообразите себе их реакцию, когда дочка сообщила, что она собирается выйти замуж за этакого странно выглядящего парня, принадлежащего к неправильной религии, имеющего неправильное отношение к вещам и работающего в неподобающей сфере. Они просто не могли нормально к этому отнестись. Я не обвиняю их. Они, возможно, думали, что Гори может найти гораздо лучшего мужа. Если бы моя дочь привела в дом подобного субъекта, я бы рехнулся.
Ее родители видели меня по телевизору, и я им вполне нравился. Но они думали, что мое имя было Абхиману, и вдруг они узнали что я – Шах Рукх Кхан. Тогда ее брат угрожал мне наподобие Амриша Пури: “Держись подальше от моей сестры, а то… ” Наконец, когда я увидел его, то был удивлен: это был светлокожий парень с синими глазами, даже отдаленно не имеющий во внешности ничего пугающего. Когда мой друг Ашок увидел его, то сказал: “Что-то здесь не так: по телефону его голос звучит устрашающе”. Мы никогда не собирались идти против желаний наших родителей, мысль о тайном браке никогда не приходила нам в голову. Но мы знали, что поженимся наверняка. Когда я встретил родителей Гори, я просто не мог заставить себя сказать, что я люблю их дочь. Я думал, что было бы глупо говорить такие слова, так как я никогда не буду любить их дочь настолько сильно, насколько они любят ее. Они родили и воспитали Гори, и моя любовь никогда не смогла бы заменить их любви.
У нас была свадьба по индуистским традициям, а также мы расписались в доме бракосочетаний. Дом бракосочетаний обязателен, если брак совершается между людьми разных религий. Из-за того, что некоторые мусульманские организации думали, что я не должен жениться на индуске, у нас возникли некоторые трудности. Я хотел маленькую свадьбу, но родители Гори настояли на большом празднестве по всем традициям. Я смирился. В конце концов, один раз в жизни мы женимся…
Обычно жених приезжает на лошади и не видит невесту до самого конца церемонии. Но машина, которая должна была забрать ее из парикмахерской, сломалась. Поднялась паника. Тогда я забрал ее, отвез домой, вернулся, сел на лошадь и приехал. Да, на полдороги я сменил лошадь на слона. Забираться на него было тяжело, мои друзья еле меня подсадили.
Когда моя мать была жива, она называла меня нелюдимым: я не посещал никакие церемонии или свадьбы. Мама меня предупреждала, что на мою свадьбу тоже никто не придет. И я решил: раз такое дело, то я буду веселиться за всех, и поэтому танцевал целый километр по дороге до места свадьбы. На свадьбе я стоял на цыпочках, не позволяя Гори надеть на меня гирлянду. Мои друзья меня знают и предупредили меня, чтобы я не выкидывал никакие штучки, а то меня неправильно поймут. Поскольку это был мой единственный шанс видеть свадьбу в такой близи, я переспрашивал у священника каждое слово, которое он произносил, и весь ритуал занял долгие часы. Так что мой друг все время просил меня быть посерьезней. Потом был ритуал, по которому Гори должна была вымыть мои ноги, а я не хотел, чтобы она делала это. Когда настало время нашего отъезда, Гори, сидя в машине, начала плакать. Тут начали плакать ее мать с отцом, да и брат тоже. Тогда я сказал им с совершенно серьезным лицом, что если все они так сильно расстраиваются, то могут оставить свою дочь у себя, а я буду регулярно навещать ее.
Так как мы – люди разных религий, и учитывая то, как я себя вел, они, конечно, никак не могли подумать, что я так же могу быть серьезным и ответственным мужем.
Впервые после семилетнего знакомства мы провели ночь вместе. До этого мы всегда волновались, выходя на прогулку, что кто-то нас увидеть. А тут мы спали вместе, и утром, когда я проснулся, она все еще была со мной. Это было просто здорово.
Представьте себе, что на следующий же день я должен был лететь в Бомбей на съемки «Dil Aashna Hai». Вообще-то я пришел, потому что они хотели меня поздравить, но они попросили снять одну сцену, а потом еще одну, а потом еще… И так я опоздал на рейс домой, и у нас с Гори из-за этого была большая ссора.
На свадьбе было очень мало гостей от киноиндустрии: Раджив Мехра, Вивек Васвани, Азиз Мирза и Г.П.Сиппи. Когда мы прибыли в Бомбей, Джухи и ее мама устроили для нас вечеринку. Все друзья Гори были на свадьбе. Мой дом был еще в трауре, так что не было никакого празднества. На свадьбу я одел свой костюм из «Raju Ban Gaya Gentleman».
Нам не подарили на свадьбу ничего хорошего. Ничего из того, что я хотел. Ни одной компьютерной игры. Люди такие глупые: они должны дарить мне то, что я хочу. Вместо этого они надарили кучу хрусталя. Отец Гори нанял армейский оркестр, который играл песни из моих предстоящих фильмов, в основном «Deewana» и «Raju Ban Gaya Gentleman».
Это был первый раз, когда я одел костюм. Первым признаком того, что мать Гори начала оттаивать, было ее признание, что они даже не думали насколько я могу быть красивым.
Для приема я одел смокинг и намазал волосы гелем.
Моя логика такова, что человек, который должен получить наибольшее удовольствие от моей свадьбы, – это я.
Я уважаю Гори, потому что она – женщина, и она скоро собирается стать матерью.** Если это мальчик, то я хочу, чтобы он был озорником. Он должен успеть сделать все плохие вещи к 16 годам, чтобы потом успокоиться. Если родится дочь, я дам ей всю любовь, что есть во мне. Хотя моя жена думает, что я безумен, но я знаю, что буду возить свою дочь на все вечеринки, куда она будет приглашена. Я хочу, чтобы ее друзья говорили: “Ничего себе, какой классный у тебя папа!” Когда она будет со своим бойфрендом на заднем сидении машины, я буду за рулем возить их. Мои родители были моими друзьями, точно так же я буду лучшим приятелем своего ребенка. Я люблю Гори, потому что она честна и откровенна со мной и дополняет меня. Гори учит меня как быть дипломатичным. Она всегда говорит, что я слишком много болтаю, а поскольку люди не знают меня достаточно хорошо, они недопонимают, что я сказал. Так что лучше помалкивать. Она научила меня выключать свет, когда ложишься спать, ужинать в надлежащем месте, складывать одежду и правильно одеваться. В общем, она сделала из животного человека. Она меня очень балует. Она – балансирующий фактор моей жизни. Я бы сбился с пути без нее. И она любит меня не за мои достижения, а за то, что я ее смешу. О, как я ее смешу!!!
